В рамках дискуссионной платформы «Лаймхаус» участниками грузино-абхазского неформального диалога на встрече в Белграде 20-24 сентября 2021 года был разработан пакет предложений. Участники платформы надеются, что эти предложения станут предметом общественного обсуждения с обеих сторон конфликта. Мы представляем видение участника диалога, бывшего министра по примирению и конфликтолога Пааты Закареишвили:
Господин Паата, насколько беспрецедентным является грузино-абхазское совместное соглашение?
Это соглашение практически беспрецедентно, несмотря на то, что несколько лет назад существовал проект Калифорнийского университета, в котором грузины и абхазы общались лицом к лицу. В рамках этих встреч мы опубликовали шестнадцать совместных сборников с абхазской и грузинской позициями. Однако, похоже, там не было общих интересов. Существовала ли такая общественная позиция грузино-абхазского гражданского сектора раньше, мне неизвестно.
Как вы пришли к этому соглашению?
Разговор об этом начался два года назад. Однако толчок к активной работе над ним дала карабахская война 2020 года. В гражданском секторе обоих обществ существовал спрос на обмен информацией — абхазы хотели знать, что происходит в Тбилиси, и получать правдивую информацию, с грузинской стороны – знать, что происходит в Сухуми. На каком-то уровне мы установили контакты, но не на таком уровне, как, например, уникальный «Шлайнингский процесс» [грузино-абхазский неформальный мирный диалог в 2000-2007 годах], в котором участвовали политики и гражданский сектор.
Теперь мы решили, что должен быть задействован только гражданский сектор. Участники единодушно согласились, что на фоне продолжающихся политических изменений в мире у нас должна быть определенная готовность для того, чтобы поговорить с нашим правительством и быть определенным мостом с нашими отчужденными обществами. Учитывая, что устремления и интересы этих обществ по основным вопросам не совпадают – абхазы хотят независимости, грузины хотят восстановить территориальную целостность, есть много других значительных вопросов, которые можно решить.
Как началось в этом случае общение между грузинскими и абхазскими экспертными кругами?
Вскоре после окончания войны у нас появились прямые контакты друг с другом, которые мы никогда не прекращали. А в условиях пандемии мы чаще общаемся с помощью «Зума». Между нами существует очень высокое личностное доверие. К сожалению, подключенных к этому процессу людей не так много.
Почему стало необходимо работать над документом?
События в Карабахе показали нам, что ситуация в регионе меняется. К этому добавилось, что абхазская сторона постоянно говорила о необходимости прямого диалога с грузинской стороной, на что в значительной степени мы проигнорировали. Глава Службы безопасности Георгий Лилуашвили выступил в парламенте и учил депутатов уму разуму, что оказывается, никакого диалога с абхазской стороной нельзя, поскольку это может нарушить некие существующие схемы в отношении России. И это в то время, когда даже никакой схемы не существует, ситуация в отношении с Россией заморожена.
Мы должны выйти оттуда, нужен или не нужен нам диалог с абхазской стороной. Неважно, что будет говорить Россия, если в ваших интересах разговаривать с абхазами и у вас есть четкая политика.
На чем в совместном соглашении сосредоточено основное внимание?
В нашем обществе часто задают вопрос: «В конце концов, чего хотят абхазы»? В этом переполненном терминами документе в цивилизованной, корректной форме расписано, что могут хотеть абхазы от грузинского общества.
Абхазам нужна Европа и европейский контекст, им нужен контекст Черного моря. Одним словом, нечто иное, чем Россия. А мы должны способствовать этому. Если наше примирение сегодня не получится, давайте хотя бы дадим им возможность иметь контакты с Европой, и не цепляться только за одну реальность.
Здесь хорошо видно, в какой форме мы можем говорить с абхазским обществом. Политические ориентиры между нами не изменились, напряженность и разногласия остаются центральными темами, но есть и другие вопросы, которые могут быть решены.
Насколько популярны эти суждения в абхазском обществе и насколько они согласованы с остальным гражданским обществом? Или это взгляды всего нескольких человек?
Я думаю, что значительная часть абхазского общества считает, а личные контакты позволяют мне это сказать, что контакты с грузинами необходимы – экономические, торговые или медицинские. В меньшинстве есть те, кто говорит, что не хочет иметь ничего общего с грузинами.
Каким должен быть первый шаг после публикации документа?
Грузинской стороне не надо бояться дать абхазскому обществу возможность включиться в европейский контекст.
Несмотря на то, что качество демократии у нас значительно падает и на этом фоне европейцы не скрывают своей озабоченности по поводу реформы суда или других вопросов, не похоже, чтобы на таком агрессивном фоне России Европа позволит проводить политику в направлении признания. Они публично заявляют, что признают территориальную целостность Грузии.
Если мы не впустим в Абхазию Европу, а их не впустим в Европу, то они затеряются в просторах России. У нас осталось максимум десять лет, чтобы спасти абхазов для Европы и спасти абхазов в Европе. Если мы это сделаем, то увидим, что Россия этому помешает. Сегодня Россия счастлива и довольна тем, что Грузия не пускает Европу в Абхазию.
То есть, с точки зрения результата, все равно ничего не изменится?
Мы должны спасти репутацию Грузии. Мы не должны быть причиной их изоляции. Если ты запрещаешь и не пускаешь их в Европу, они пойдут в Россию. Как правило, в Европе принимаются более либерально-демократические ценности. Потом будет более проще попросить у них защитить то же грузинское население.
Нам нужно войти в их интересы и предложить то, что их беспокоит. Если вы хотите догнать убегающего человека, вы должны бегать быстрее него. Поэтому думать о том, почему абхазы не делают шага, является неправильной позицией. Ты должен вместо них сделать два шага. Мы не должны испугаться во всех форматах двустороннего диалога. Россия не думает об абхазском обществе, она думает о своих интересах, мы должны думать о них.
Сейчас единственное, что может сделать абхазский студент — это слепо искать с российским паспортом учебное заведение в Европе и получать финансирование.
Несколько лет назад в программу «Чивнинга» получилось подключить абхазов, но этого недостаточно. Некоторые скажут, чтобы они взяли грузинские паспорта, но они не хотят брать грузинские паспорта. Если ты являешься государством и думаешь о примирении с этими людьми, мы должны учитывать это, должны задуматься и рассудить, почему они предпочитают российский паспорт грузинскому. Конечным результатом является ведь то, что этот народ все больше и больше отдаляется от нас.
Я за профессиональную дискуссию о том, почему мы не можем, например, восстановить участок Абхазской железной дороги и отправлять грузы. В это же время экономика Абхазии подключится в общую кавказскую экономику. Почему мы не думаем, что сегодня Абхазия привязана только к России и процессы идут независимо от нас. Чем больше они будут чувствовать, что грузины не препятствуют их развитию, тем больше у них появится доверия. Даже сегодня очень небольшая часть абхазских бизнесменов все равно сотрудничает с грузинской стороной, а если это будет открыто и законно, будет намного лучше.
Карабахская война показала нам, что мир не гарантирован и в любой момент может быть заменен кровавым путем. Это вызов для абхазов, заставляющий задуматься. Однажды Россия может измениться и сказать грузинам сделать что-то, что будет способствовать примирению, и никто не знает, что сделает грузинская сторона. Мы тоже думаем об этом, хоты бы те люди, которые работали над этим письмом.
Исходя из этого, я думаю, что мы можем помочь государству разработать свою стратегию. Конечно, ничего не изменится по крайней мере на 100%, однако даже если это изменится на 20%, это будет важно. В конечном результате это может ничего не принести, и мы будем жить так, как жили до этого.