В абхазской сепаратистской литературе подтверждающим фактом якобы выявленного насилия с грузинской стороны часто называют 1938 год, когда произошел переход на грузинскую графику абхазской письменности, которая была основана на латинском алфавите. Это обвинение может показаться имеющим основание, если не вспомнить следующее:
С 1922 года в Советском Союзе начался процесс латинизации письменностей. В 1936 году этот процесс был приостановлен и начат ускоренный переход уже латинизированных алфавитов на русскую графику (кириллицу), который в основном завершился к 1941 году. Русификация алфавитов преследовала целью ускорение русификации соответствующих этносов. От этого процесса не смогли спастись и такие многомиллионные этносы как: азербайджанцы, узбеки, казахи, киргизы, таджики, приволжские татары и др. На этом фоне исключением оказались лишь абхазский язык и распространенный в Грузии, южный вариант осетинского языка (с 1926-28 годов действующие письменности), которые в 1938 году заменили не кириллицей, а новой письменностью, основанной на грузинской графике, тогда как распространенный на Северном Кавказе, северный вариант осетинского языка (латинизированная письменность) в том же 1938 году был заменен кириллицей.
Учитывая эти факты, как бы «подтверждается» справедливость суждения сепаратистских авторов, что в 1938-1954 годы коммунистическое руководство Грузии, воспользовалось моментом и абхазцам и проживающим в Грузии осетинам навязало именно грузинскую графику. В связи с этим, возникает ряд вопросов, объективный ответ на которые на все польет свет:
1. Почему оказались в Грузии эти два языка в положении, отличном от десятков других языков?
2. От кого шла идея перехода этих двух языков на грузинскую графику?
3. Кто и в каких условиях создал соответствующие проекты?
4. Следила ли за этим Москва?
5. Было ли допущено аналогичное исключение, в какой либо другой республике?
Как известно, Советский Союз был строго иерархической тоталитарной империей, где параллельно с легализованной системой управления, действовала, так называемая «телефонная система», что подразумевало решение вопросов на основе устных распоряжении вышестоящих инстанций. Такими устными распоряжениями осуществлялись планирования «инициатив трудовых масс» по конкретно определенным вопросам. Осуществление этих «инициатив» строго контролировалось. Настоящая инициатива, если в ней чувствовались какие-нибудь национальные признаки, — уничтожались на месте. Все, без исключения, значительные вопросы, особенно идеологического и интерэтнического характера, планировались и решались только в Москве, в кремле. Изменение письменности было вопросом именно такого ранга и в его решении, своеволие и излишняя инициатива никому не прощались. Тотально разветвленная система безопасности, политика поощрять доносы и множество способов перепроверки информации, исключали распространение неприемлемых для империи тенденции. Из за этих причин невозможно было представить, что в кремле не знали о том, что творилось в Абхазии и Цхинвальском регионе в 1938-1954 годах, т.е. в течении 16 лет. На протяжении этого времени невозможно представить, чтобы кто-нибудь не донес на марионеточных правительственных лиц Тбилиси, Цхинвали и Сухуми по поводу «притеснения» ими абхазских и осетинских народов и чтобы не донесли и строго не наказали тех грузинских, абхазских и осетинских ученых, которые составили проект изменения основ графики абхазской письменности и южного варианта осетинского языка. К счастью, не в 1938 году и не позже, из-за этого не наказали ни одного из ученых, принимавших участие в замене графики вышеназванных двух языков. Именно этот факт является верным доказательством того, что эту акцию запланировали в Москве и осуществили на основании словесного приказа. Вероятность этого подтверждает и то, что в 1922-1941 годах замена дважды (сначала на латинский, потом на кириллицу) графических основ алфавитов, было тотальным процессом, которым официально руководил Всесоюзный Центральный Комитет Нового Алфавита, существующий при Совете Народных Комиссаров СССР.
Однако приведенные факты все же не объясняют, почему Центральный Комитет Нового Алфавита, работающий под контролем Кремля, сделал исключение для этих двух языков и не заменил их кириллицей. Чтобы объяснить это, необходимо учесть некоторые важные внешние и внутренние факторы, а именно:
Было еще одно исключение, но не в Грузии, а в Армении, где приблизительно в тот же период, курдский книжный язык был заменен армянской графикой. Естественно, что случаи с абхазским, осетинским и курдскими языками надо рассматривать в одном контексте. Наше объяснение таково: Грузия и Армения были союзными республиками и в конституциях обеих республик было написано, что Государственный язык Грузинской ССР был грузинский, а Армянской ССР – армянский. Этот факт по логике требовал с этнических меньшинств в обеих странах знание Государственного языка. Но более важное значение имеют политические отношение СССР и Турции в 30-40 годах ХХ века.
Известно, что с 1917 года до середины 30-ых годов СССР и Турция были союзниками (между прочем, именно под влиянием СССР перевели турецкий книжный язык с арабской графики на латинский), но со второй половины 30-ых годов Турецко-Советские отношения напряглись и стали враждебными после того, как Турция сблизилась с Фашистской Германией и Италией. Это создало реальную опасность на южной границе СССР, на территориях Грузии и Армении, а также на протяжении всего Черноморского побережья. В случае начала войны, Турция могла воспользоваться недовольством грузин и армян и получить от них поддержку. Во время войны, даже пассивность Грузии и Армении было бы выигрышным для Турции. Видимо, именно это опасность вынудила коммунистическую партию вспомнить, что Грузия и Армения являются суверенными Республиками и Государственные языки этих Республик должны были знать этнические меньшинства хотя бы на определенном уровне. Этими, как бы тактическими уступками коммунисты одновременно добивались следующего:
а) У грузин и армян должно было появиться чувство благодарности из-за того, что у них письменностей расширились сферы использования. А эта благодарность, в случае войны с Турцией, должна была перерасти в верность Советскому Государству.
б) Искусственно выкинув из общих империалистических тенденции русификации абхазских, осетинских и курдских языков у абхазцев, осетин и курдов должно было создаться впечатление, что они окажутся в худшем положении от «насильников» грузин и армян, чем другие народы, чьи письменности перешли на кириллицу. Со своей стороны это впечатление напрягло бы отношения между соответственными народами и усилило сепаратистские настроения, а сепаратизм оказался бы сильным оружием против грузин и армян в их стремлениях к свободе.
в) Абхазия, которая располагалась на открытом побережий Черного моря, имела очень большое геостратегическое значение. Империя тут встала перед выбором: если бы она продолжила начатую в 1921 году политику привилегирования абхазцев и стеснения грузин, то в случае войны создала бы себе опасность недоверия и пассивности со стороны 3 миллионов грузин, поэтому для нее было менее рискованным, прекращения 56 тысячам абхазам мнимых привилегии, тем более, что: абхазские крестьяне не смогли «оценить» «заботу» империи и в 1930-31 годах начали массовые выступления против коллективизации и в случае невыполнения своих требовании «грозились» массовыми переселениями в Турцию.
Принимая во внимание внешние и внутренние факторы, переход абхазского книжного языка в 1938 году на грузинскую графику, надо рассматривать, как наказание абхазского народа Советской империей, — чем империя с одной стороны укрепляла позиции в глазах грузинского народа, а с другой стороны, продолжала скрытую политику подстрекательства двух братских народов. Эта акция была временным провокационным мероприятием, осуществленным в империалистических целях, так же как осуществляемая на территории Абхазии замена русских топонимов появившихся во время царизма на грузинские и, — реорганизация русско-абхазских школ – на грузино-абхазские.
То, что переход абхазского книжного языка на грузинскую графику был запланирован и осуществлен под надзором Москвы, кроме вышеуказанных фактов подтверждают и новые документальные материалы. Это – сохраненные в архиве Академика С. Джанашия протоколы заседания. Эти заседания состоялись 4-5 декабря 1937 года в Сухуми, в институте абхазской культуры им. Н. Мари. На заседании были рассмотрены несколько вариантов алфавиты для абхазского книжного языка, созданные на грузинской основе (протоколы нам предоставила дочь академика С. Джанашия, доцент Русудан Джанашия, за что мы ей осень благодарны).
Из протоколов видно, что постановление о переходе абхазского книжного языка на грузинскую графику было принято на XV конференции коммунистической партии абхазской окружной организации 1937 года. Но, зная систему Советского правления абсолютно ясно, что в повестку дня конференции постановка вопроса такой значимости и текст проекта постановления в обязательном порядке были согласованы с Москвой, в противном случае, в том кровавом 1937 году своеволие абхазских и грузинских коммунистов строго было бы осуждено, что к счастью не произошло, не тогда и не через 16 лет.
В заседании участвовали 33 человека, из них 6 ученых грузинской национальности (из Тбилиси профессора: П. Шария, А. Шанидзе, В. Топурия, А. Чикобава, С. Джанашия, из Сухуми – Б. Джанашия), 4 участника русской национальности (Проф. А. Грен, И. Татищенко, З. Мирина и А. Фадеев), в большинстве же (23 чел.) – абхазские ученые, писатели, журналисты и педагоги (С. Акиртава, основатель абхазского сепаратизма С. Басария, Н. Басилая, языковед Х. Бгажба, Н. Герия, писатель и журналист М. Гочуа, Г. Гулия, основатель абхазской литературы Д. Гулия, партийный функционер М. Делба, Б. Кация, Н. Кокоскерия, В. Маан, В. Накопия, абхазский просветитель Н. Патеипа, С. Симония, языковед Г. Шакирбай , К. Шакрил, Г. Дзидзария, К. Дзидзария, Н. Чочуа, писатель В. Харазия и поэт М. Хашба).
При чтении протоколов, наблюдательный читатель почувствует достаточно тяжелую психологическую атмосферу (особенно в первый день) и это неудивительно: во-первых, заседание проводилось в конце 1937 года; во-вторых, атмосферу явно обременяло участие в нем двух партийных функционеров – П. Шарии и М. Делба, из них П. Шария руководил идеологическо-пропагандистской работой в Центральном Комитете Компартии Грузии, а М. Делба ту же отрасль курировал в Окружном Комитете абхазской Компартии; в третьих, обстановку накаляла и присутствие на заседаниях Московских наблюдателей, русских ученых и особенно, демонстративное молчание проф. А. Грена (русские произнесли ни слова), Это тот А. Грен, который в 1937 году составил известную «мингрельскую азбуку» на основе русской графики и который в предисловии этой книги писал, что созданием письменности мингрельской речи имел цель призвать мингрелов к борьбе против «притесняющих» их Грузинов. Присутствие в таких делах «опытного» человека на заседании, делает очевидным, что Москва контролировала обстановку.
О том, что грузинские ученые не были инициаторами постановки этого вопроса, что они в принудительном порядке участвовали в работе этого собрания и что им было не по нраву включение их в это дело – явно свидетельствует произнесенное проф. С. Джанашия на первых же минутах заседания заявление с подчеркнутым подтекстом: «Мы Тбилисские работники рассматриваем себя, как консультантов. Вопрос должен разрешить тот, кто его поставил, т.е. трудящиеся и культурные работники Абхазии. Вопрос надо было обсудить на широких собраниях». В первом предложении этого изречения ученый зафиксировал, что грузинские ученые не были инициаторами и считали себя только консультантами. Во втором предложении С. Джанашия подчеркивает, что инициатива по этому вопросу идет из Абхазии, но он хорошо знал, что реальным инициатором была Москва, а не трудящиеся Абхазии, однако сказать об этом прямо он не мог. Как второе, так и третье предложение подразумевают, что грузинские специалисты не хотели участвовать в этом деле, которое имело явно провокационный характер. Поэтому говорил автор, вопрос должен был быть широко рассмотрен в масштабе Абхазии, это еще раз говорит о том, что автор считал постановку вопроса преждевременным.
Несмотря на заявление со стороны властей, подразумевающееся в заявлен С. Джанашия, вопрос все-таки рассматривался академически и с соблюдением демократических принципов. На заседании к рассмотрению было представлено 4 проекта новой азбуки. Из них два были составлены грузинскими учеными А. Шанидзе и С. Джанашия отдельно друг от друга из остальных двух проектов. Автор одного был абхазский писатель и ученый, основоположник абхазской литературы Д. Гулия, а другого тот же Д. Гулия, вместе с просветителем абхазов А. Чочуа и писателем М. Аршба. Из этих проектов, заседанием ни одно не было утверждено, точнее не был одобрен проект Д. Гулия, А. Чочуа и М.Аршба, а на основе трех остальных проектов, для создания нового, была избрана согласовательная комиссия на вечернем заседании 4 декабря в составе: Д. Гулия (председатль), А. Шанидзе, С. Джанашия, В. Харазия, В. Маан, П. Шакрил и М. Аршба. 5 декабря, на заседании рассмотрели новый проект, составленный комиссией и единогласно утвердили его.
Для истории вопроса важное значение имеет тот факт, что на протяжении работы трех заседании и во время работы согласовательной комиссии, активно и с интересом участвовали абхазские ученые, писатели, журналисты и педагоги. Но ни один из них, (даже сепаратист С. Басария), в своих выступлениях не высказывал протест против выбора грузинской графики для абхазского книжного языка или, же против попытки «огрузинения» абхазского народа. Присутствующие на заседаниях партийные функционеры и сидящая в молчании (в засаде) русская делегация такие факты ни в коем случае не оставили бы без внимания и были бы соответственно отражены в протоколе.
Внимания заслуживает и то, что из 16 человек выступающих с речью или репликой в большинстве (11) были абхазцы (22 выступления). Из них М. Аршба выступил 6 раз, Д. Гулия 4 раза, Г. Дзидзария – 3, Х. бгажба – 2, а Г. Шакирбай, Н. Патеифа, Б. Кация, С. Басария, П. Шакрыл, В. Маан, В. Харазия – по одному разу.
Активная заинтересованность абхазских участников заседания в выборе грузинской графики для абхазского книжного языка чувствуется и в другом, например: 4 декабря на утреннем заседании, после того, как председатель открыл собрание, в своем выступлении М. Аршба заявил, что «у нас есть проекты А. Шанидзе, С. Джанашия, Д. Гулия, и Гулия-Чочуа-Аршба», Д. Гулия репликой уточнил, что у него есть целый ряд проектов. Это свидетельствует, что он был очень заинтересован и наверняка много работал по использованию грузинской графики.
Из протокола заседания прослеживаются состязание и азарт со стороны абхазских участников. Видно и то, что, многие имели желание принять участие в этом деле и огорчались, что им не представилась такая возможность. Например: на утреннем заседании 4 декабря М. Аршба заявил, что грузинский алфавит надо принять в целом, т.е. в том виде, в каком он сегодня существует. Это означало, что для абхазского книжного языка должны были быть использованы все 33 буквы, без исключения. На том же заседании Г. Шакирбай выразил недовольство в адрес М. Аршба: « М. Аршба представил проект алфавита, составленный четырьмя авторами, называя его проектом Института Абхазской Культуры, хотя в нем не участвовали мотрудники этого института» позже Х. Бгажба уточнил: «составление алфавита было монополизировано некоторыми сотрудниками и (проект) не рассматривался не Институтом Абхазской Культуры и не в более широких кругах».
Заседание, как уже было сказано, 5 декабря 1937 года утвердил проект составленный согласовательной комиссией, после чего, в своем заключительном выступлении председатель заседания Г. Дзидзария сказал: «Собрание 4 и 5 декабря после рассмотрения на 3-х заседаниях, единогласно утвердил проект нового абхазского книжного языка на основе грузинской графики. Этим заложен фундамент большой работе этой письменности, его внедрения и распространения, что начнется с момента его утверждения соответствующими вышестоящими органами.
Новый алфавит будет способствовать сближению двух братских народов и последующему развитию национальной по форме и социалистической культуры по своему содержанию.
Работа заседания была плодотворной, потому, что в нем наряду с местными работниками, активно участвовали профессора из Тбилиси: П. Шария, А. Шанидзе, С. Джанашия, А. Чикобава, В. Топурия, которым мы очень благодарны».
В упомянутых в этом выступлении в «вышестоящих органах» по нашему мнению, не подразумеваются органы расположенные в Сухуми и Тбилиси, а здесь надо подразумевать партийную и государственную власть Москвы, также Всесоюзный Центральный Комитет нового алфавита при Совете Народных Комиссаров СССР, которые должны были дать окончательное подтверждение. Что касается марионеточных властей Сухуми и Тбилиси, их представители уже участвовали в рассмотрении проекта и не П. Шария и не М. Делба не бвли против перехода абхазского книжного языка на грузинскую графику. Что касается Комитета и более высших инстанций: правда нам не известна точная дата утверждения ими нового абхазского книжного языка на грузинской графике, но уже в 1938 году он был внедрен и действовал целых 16 лет до 1954 года.
Два слова о том, оправдан был ли перевоз абхазского книжного языка на грузинскую графику. Объективно, существующих в мире из 14 алфавитных систем (Грузинский, Эфиопский, Славянский, Индийский, Китайский, Корейский, Японский и Монголо-уилаурские системы) самым подходящим для абхазского языка и есть грузинская алфавитная система, потому что, абхазские и грузинские языки родственные и имеют схожий звуковой состав. Хотя в количестве звуков большая разница (в абхазском книжном языке 64 звука, в грузинском 33), однако при выборе грузинской графики, эта разница легко была преодолена, в частности: в 1937 году утвержденном проекте были использованы все 33 буквы грузинского алфавита, потому что абхазский язык имел все соответствующие звуки, дополнительно абхазскому алфавиту были добавлены три древние грузинские буквы (ჲ, ჳ, ჷ), которые были изъяты из грузинского алфавита вы 60 годах XIX века по инициативе И. Чавчавадзе, а с русского алфавита была взята буква Ф, так как такой буквы не было в грузинском языке. Таким образом грузинская графика баз проблем смогла отразить 36 абхазских звуков и для этого понадобилось лишь по одному знаку. Из этих 36 звуков, русская графика, одним знаком, не смогла бы отразить 12, это означало, что грузинская графика была более экономичной для обозначения абхазских звуков, чем русская.
У проекта, утвержденного в 1937году, был один недостаток, который состоял в том, что из существующих в абхазском языке специфически лабиализивных, палатализивных (смягченных) и интенсивных (твердых) 26 согласных одна часть выражалась существующими в грузинском алфавите დ, თ, ტ, ძ, ც, წ, ჯ, ჩ, ჭ, გ, ქ, კ, ყ, ჟ, შ, ღ, ხ, ჰ буквами, для которых дополнением стали 3 диакритических знака (14 случаев), взятых из международной транскрипционной системы лабиализации, палатализации и выражения мягкости, а для остальных 12 специфических звуков были предложены двухбуквенные комбинации. (გუ,ძუ,კუ, ყუ, ღუ, ხუ, გჲ, ქჲ, კჲ, ყჲ, ღჲ, ხჲ),но несмотря на указанный недостаток, в 1937 году принятая письменность была лучше, чем восстановленная в 1954 году, основанная на русской графике и действующая до сих пор письменность.
Если же 36 букв-знаков грузинского алфавита без всяких изменении было достаточно для обозначения только те количества абхазских звуков – из русского алфавита без изменении были взяты только 26 букв, которые изображают 25 абхазских звуков, т.е. меньше чем половину, а одна буква («мягкий знак» — ь) используется, как смягчающий звук в 8 случаях. 12 букв русского алфавита переделаны, добавлением к ним различных элементов (короткий «хвост», «живот», «крест»…), а 5 букв (ё, я, ю, щ, ъ) вообще не были использованы, кроме того 26 специфических абхазских звуков изображены двумя буквами.
Достоинства грузинского алфавита хорошо были известны одному из основоположников лингвистской Кавказологии, деятелю второй половины XIX века, генералу и ученому Петру Услару, который считал, что система грузинского алфавита была идеальной, как для абхазского, так и для других кавказских (не имеющих письменности) языков. Но тот же П. Услар, исходя из интересов царизма, был против использования грузинского алфавита для кавказских (не имеющих письменности) языков. «…Но если мы займем у грузин не только систему алфавита, но и очертание букв, этим самовольно создадим трудности, которые все более будут ощутимыми при распространении на Кавказе русского образования…». Эти слова П. Услара означают то, что он при выборе графической основы для кавказских языков, политические мотивы считал более важными. В грамматике абхазского языка, составленной в 1862 году, он использовал только 3 буквы грузинского алфавита, остальные были русские (во старом издании этой книги, который вышел в свет после смерти П. Услара, эти 3 буквы были тоже удалены). Целью выбора русской графики, разумеется, была поддержка процесса русификации абхазцев.
Абхазские ученые, писатели, журналисты и педагоги, участвующие в заседаниях в 1937 году, прекрасно знали, что грузинский алфавит был самым подходящим для абхазского языка. Этим объясняется тот большой интерес и их активность на заседаниях. Это подтверждается и предложением Б. Аршбы, что для абхазского языка грузинский алфавит надо было использовать полностью.
Наконец, о том, какую пользу принес выбор грузинской графики для абхазского языка. Начнем с того, что с внедрением грузинской графики не последовало навязывание чуждых для абхазского языка правил правописания и праворечия, в то время, как в десятки языках, переведенных в 1931-41 годы на русскую графику, насилием были внедрены правила русского правописания и праворечия, что в этих языках вызывало внедрение чуждых звуков и звукокомплексов. Серьезно пошатнулась артикуляционная база для разговаривающих на этих языках, открылась дорога большому количеству руссоизмов, советизмов и интернационализмов. Например: а абазинском языке, который считается родственным абхазского и которого в 1938 году перевели на русскую графику, обязательным объявили соблюдение следующих принципов:
1. В обязательном порядке должны были использованы все буквы русского алфавита, несмотря на то, были ли в абазинском языке соответствующие звуки. Таким путем в абазинском языке были внедрены совершенно незнакомые языку звуки, что потрясло артикуляционную базу абазинского языка.
2. Для передачи характерных для абазинского языка и не существующих в русском языке звуков использовали множество двух и трехбуквенных комплексов и единственный дополнительный знак, что сделал алфавит неэкономичным.
3. Категорически запретили писание и произношение одолженных посредством русского языка руссоизмов, советизмов и интернационализмов формами, отличающими от русского языка. Якобы создается общий всесоюзный фонд лексики и разница помешает быстрому формированию «Единого Советского Народа». Таким путем абазинскому языку навязали правила русского правописания и праворечия и тем самым способствовали перерождению артикуляционной базы языка.
Наконец, эти драконовские правила принесли абазинскому языку то, что речь нынешнего поколения абазов переродилась, замусорилась и приблизилась к русскому произношению, что создало реальную угрозу будущему этого языка. Это все можно сказать и в отношении тех языков, которые перешли на русскую графику в 1936-1941 годы.
Что касается абхазского языка выбору в 1938 году ему грузинской графики, не последовало навязывание грузинского правописания и праворечия, язык развивался естественно, без всякого насилия. Слова, вошедшие с грузинского языка, писались и произносились так, как этого требовали нормы абхазского языка.
По этим причинам в Абхазском языке в 1938-1954 годах в минимальном количестве вошли руссоизмы, советизмы, интернационализмы, по сравнению с абазинским языком, а картвелизмы были одолжены в очень малом количестве. Если сказать по другому, 1938-1954 годы были периодом сохранения экологического лица абхазского языка. Этот 16 летний период спас абхазский язык от губительного влияния русского языка, временно приостановил процесс русификации. Этого нельзя сказать о следующем периоде (после 1954 года), когда масштабы русификации создали серьезную угрозу абхазскому народу и, к сожалению, создают и сегодня.