Однажды домой к нему пришли двое, представились сотрудниками органов госбезопасности. Один — местный, ставропольский, другой — из Москвы, названные фамилии были, скорее всего, вымышленными. Сказали: “России надо, чтобы ты отправился в Абхазию”. Так началась война для Андрея Сердюкова, генерал-майора Союза казаков Абхазии, бывшего командира известной диверсионной группы “Эдельвейс”. Спустя три года я встретил его в Чечне — незадолго до того, как Совет безопасности РФ решал, что делать с казачеством.
Тусклый свет переноски не скрадывал убогости жилища. В тесном проходе между нарами — ящик, приспособленный под обеденный стол. Его украшением были дешевые рыбные консервы, тушенка и бутылка водки. Здесь, в одном из зданий грозненского аэропорта, Андрей, его жена Ульяна и друзья-казаки жили уже больше месяца.
Морщась от боли (“этот чертов осколок в плече”), Андрей рассказал, что на днях его и подчиненного есаула задержали омоновцы в Грозном:
— Подскочил какой-то бешеный полковник из ФСК и заорал, показывая на нас: “Я их знаю — это они убили омоновца”. (Действительно, в тот день чеченский снайпер застрелил милиционера.) Нас скрутили и потащили “кончать”. К счастью, проезжали мимо знакомые десантники — отбили.
Казачий генерал приехал в Чечню, поскольку считал, что именно здесь сейчас совпадают интересы его и России. Но после того дикого происшествия засобирался домой:
“Мы и здесь, — сокрушался он, — не нужны, а для кого-то, наверное, даже страшны”. “Нас предали все”, — буднично, безо всякой злобы говорил Андрей.
… Те незваные гости из госбезопасности, по словам Андрея, лгали, говоря: “Поработаешь в Абхазии инструктором по оружию пару недель и вернешься”. Война не отпускает его, израненного, до сих пор.
А до этого 30-летний генерал жил как многие его сверстники из ставропольских станиц. Школа, сельхозтехникум, служба в частях ВДВ. С 1985 по 1992 год работал в милиции сначала патрульным, потом в Ставропольском спецназе. В 90-м вступил в казачье войско и, когда загорелось Приднестровье, отправился туда с отрядом кубанских казаков. Правда, в боях участвовать не пришлось: пробыв несколько дней под Дубоссарами, вернулся домой.
В сентябре 92-го Сердюков уже обучал “работе” с оружием абхазских и приезжих ополченцев из резервного полка, базировавшегося в Гудауте. Чуть позже ему предложили сформировать диверсионно-штурмовой отряд. В то время в Абхазии уже было несколько особых отрядов, названных звучными именами вроде “Катран” или “Дракон”. Андрей предложил имя горного цветка “Эдельвейс”. Его отряд поначалу состоял из тридцати человек.
Свое первое ранение он получил в марте 1993 года, в селении Лабра, которое взял и долго удерживал “Эдельвейс”. Пуля раздробила кость левого предплечья, хирург потом скрепил ее металлической пластиной.
Когда Сердюков еще лежал в госпитале, ему предложили сформировать десант. Не долечившись, взялся за дело — пополнил “Эдельвейс” и вскоре получил приказ десантироваться в районе селения Тамыш.
— Нас называли смертниками, — рассказывает Андрей. — На катерах нам предстояло высадиться на берег и захватить плацдарм для броска основных сил. В случае неудачи я должен был сообщить по рации, чтобы остальные возвращались в Гудауту.
2 июля десант высадился. Отряду противостояли подразделения “Мхедриони” и “Белых орлов” (грузинская военная полиция). С боем прорвались в Лабру. При взятии грузинского штаба Андрей был снова ранен. Но как?! Пуля угодила точно в титановую пластину, в место предыдущего ранения.
— Перевязался и снова пошли на приступ, — продолжается рассказ. — Успел снять снайпера, но тут меня срезали автоматной очередью. Еще два ранения — в ногу и в руку. Третья пуля, шедшая в живот, к счастью, оставила вмятину на автомате. — Раны были легкими. Побыв в госпитале несколько дней, он вернулся в строй. И до взятия Сухуми, в сентябре 1993-го, находился на восточном фронте. Там, где закрепились разрозненные группы боевиков, где требовался опыт партизанской войны.
Однажды отряду Сердюкова пришлось столкнуться со спецгруппой “Альфа-2” полковника Думбадзе. Восемнадцать грузин были убиты, пятерых взяли в плен. Среди пленных оказались заслуженный мастер спорта Сулаквелидзе и мастер спорта по вольной борьбе Гагачури. Потом их обменяли на абхазских заложников.
За несколько дней до штурма Сухуми Андрей женился на Ульяне Смирновой. Ульяна была в отряде медсестрой, хотя по образованию она картограф. Уехала из родного Петербурга воевать еще в 1990 году. Сначала—в Карабах, потом — в Приднестровье. До Абхазии некоторое время работала в службе безопасности верховного атамана “Союза казачьих войск” Ратиева.
В январе нынешнего года им пришлось покинуть Абхазию. Точнее, — бежать. Хотя по окончании боев жизнь складывалась. Ему, как герою Абхазии, дали дом какого-то убежавшего воротилы. 22 жилые комнаты, прорытый от виллы к морю канал, огромный бассейн. Сердюков, получив ордер, пришел посмотреть на это великолепие. У ворот лежали живые цветы: оказывается, несколько дней назад за этот дом абхаз убил абхаза. Казак вернул ордер и поселился с женой в штабе.
“Эдельвейс”, ставший в Абхазии легендарным, продолжал нести службу. Отряд патрулировал окрестности Сухуми, ходил в разведывательные операции. В прошлом году, будучи в одном из таких рейдов, Сердюков обнаружил базу для подготовки чеченских боевиков. Чеченцы жили в общежитии летного состава на территории аэропорта в селении Дранда.
В порту не раз он видел транспорты с оружием и иностранными наемниками, приходящие из-за моря. Об этом он докладывал и абхазскому руководству, и командирам российских миротворческих сил.
— После этого, — говорит Сердюков, — Ардзинба резко переменился к казакам. Заговорил: мол, я вас сюда не звал. Обещанные льготы так и не были предоставлены. В виде компенсации за 5 ранений в Абхазии я получил … 23 тысячи рублей.
Впрочем, добавляет Андрей, он приехал сюда не “делать деньги”. “Было за Россию очень обидно: она же оказала помощь Абхазии”. А вскоре абхазские власти выслали казачьего атамана Илюничева. Сердюков решил не искушать судьбу и вернулся в Россию. Сейчас, говорит он, жалею, что оказался в Абхазии.
В Чечне казачий генерал хотел встретиться со своим старым знакомым и собратом по оружию — бывшим командиром 1-го чеченского батальона Шамилем Басаевым. (Кстати, вспоминает он, большую часть батальона составляли не чеченцы, а ребята из Приднестровья, славяне). Теперь тот — один из самых известных полевых командиров Дудаева. Но это желание пропало, когда Сердюков узнал, что под началом чеченского командира воюют братья-казаки с Дона. “Все, хватит, отвоевался, — сказал он, — едем с Ульяной домой, в Россию”.